Белянина Светлана Анатольевна, главный библиотекарь
библиотеки им. Н. В. Гоголя МАУК «МИБС»,
город Кемерово, Кемеровская область – Кузбасс

Первое, что я помню – это запах типографской краски и шорох свежеотпечатанных страниц. Я увидела свет в апреле 1941 года, в Ленинграде. Таких, как я, свежеотпечатанных изданий, было очень много, и нас должны были отправить по всем библиотекам страны.

Интересно, куда отправят меня? Будет ли это крупная библиотека или же небольшая читальня? В любом случае, я взволнована от осознания того, что совсем скоро встречусь с читателями, которые впервые возьмут меня в руки.

*

Огромный зал с множеством высоких, до потолка, стеллажей. Столы, стройные ряды каталогов, массивная конторка с многочисленными ящиками. Кажется, районная библиотека. Я в Ленинграде!

Первым моим читателем стал девятиклассник Володя. Он бережно принял новенькую книгу, провел рукой по гладкой обложке и открыв нужные страницы, углубился в чтение. После был старичок-профессор Нижельский, который любил читать рассказы о природе и выписывал в книжечку особо полюбившиеся пассажи.

Была Эсфирь Моисеевна, крайне деликатная дама, для которой поход в библиотеку приравнивался к выходу в свет. Когда бы она не появлялась в читальном зале, вокруг нее вился легкий цветочный аромат, костюм всегда был идеально отглаженным, а крохотная шляпка невесть каким чудом держалась на замысловатой прическе. Она брала меня с полки благоговейно, и перелистывала столь аккуратно, будто моих страниц касался весенний ветерок.

Была арфистка Милочка с тонкими пальчиками, студентка  2-го курса Ленинградской консерватории. Она перебирала пальцами мои страницы, будто касалась струн, и мне казалось, что сейчас зазвучит музыка и польется под высокими сводчатыми потолками.

*

Война. В залах библиотеки, как и во всем городе, поселилась тревога. Черная тарелка радио сообщает малоутешительные новости, а нам – и книгам, и посетителям библиотеки – становится не по себе от гнетущей неизвестности.

Приходил девятиклассник Володя, хмурый и подавленный. Он с одноклассниками в течение нескольких дней штурмовал военкоматы в надежде на то, что ему разрешат отправиться на фронт и бить врага. Не разрешили – слишком молод. Поэтому сейчас Володя выписывает цитаты из романа «Накануне» в толстую тетрадь с картонной обложкой, хмурясь и кусая губы, но мысли его точно далеки от учебы.

«Когда говорит о своей родине, он растет, растет, и лицо его хорошеет, и голос как сталь, и нет, кажется, тогда на свете такого человека, перед кем бы он глаза опустил. И он не только говорит – он делал и будет делать».

Спустя полгода у Володи все-таки получилось записаться в ряды добровольцев, но о его дальнейшей судьбе мне ничего не известно.

Милочка грустит. В сентябре 1941-го Ленинградскую консерваторию – преподавателей и студентов -  эвакуировали в Ташкент, но у Милочки уехать вместе со всеми не получилось – не могла оставить болеющую маму. Вечерами студентка с друзьями дежурит на крыше дома, спасая город от зажигательных бомб, а днем приходит ко мне и с упоением читает «Асю» и «Первую любовь». И мне почему-то кажется, что она влюбилась.

*

1942-й.

Холодно. Всегда холодно. Библиотекари предлагают посетителям кипяток – хоть как-то согреться. Вместо уютных ламп теперь горят несколько керосинок, а по вечерам, когда читать уже не получается из-за полумрака, царящего в зале, посетители просто рассказывают друг другу о прочитанных книгах.

Мне довелось побывать и в бомбоубежище. Когда в очередной раз объявили воздушную тревогу, профессор Нижельский спустился в убежище, прижимая меня к себе, словно ценную реликвию.

Летом стало чуть полегче. Темнело не так рано, да и мы, книги, смогли, наконец,  согреть отсыревшие странички. Эсфирь Моисеевна однажды принесла цветок, который аккуратно вложила между моими страницами. И сразу запахло лугом, солнцем и чем-то мирным. Как он уцелел среди бомбежек и взрывов? Обычный цветок с белыми лепесточками – и такая тяга к жизни… Надо потом узнать у Ботанического атласа, как он называется.

Милочка забегает все реже. И чаще просто сидит над книгой, задумавшись о чем-то своем, явно далеком от литературы. Выглядит она неважно – страшно похудела, под глазами залегли густые тени, а на щеках горит лихорадочный румянец. Но она продолжает ходить и читать меня, словно книга – это последний мостик, связывающий ее с той, довоенной жизнью.

*

1943-й.

Милочка больше не придет.

*

Мои странички уже не такие белые и нарядные, а на обложке видны царапины и потертости. Словно следы ранений у бывалого бойца: это от осколков, это от лопнувшего стекла, а надорванный корешок из-за падения со стола, когда при очередном налете кто-то смахнул меня со стола, торопясь в бомбоубежище.

Не придет больше и Эсфирь Моисеевна. Артобстрел начался неожиданно, и она просто не успела добежать до укрытия.

*

В здание библиотеки тоже попало несколько снарядов. Было принято решение перенести фонд в более безопасное место (хотя где оно безопасное?). Часть книг сложили в коробки и перенесли в подвал библиотеки, а часть унесли домой сотрудники. Сейчас я нахожусь у Марии Трофимовны, заведующей читальным залом. Иногда она берет меня в руки, гладит корешок, перелистывает страницы и о чем-то тихонько вздыхает. Я-то знаю, о чем: на фронте находятся ее сыновья, ушедшие в самые первые дни мобилизации. Старший сын погиб, защищая Смоленск, а вот о младшем сыне давно ничего не известно.

*

1944-й. Кольцо блокады прорвано! Бои на фронтах еще продолжаются, но в Ленинграде царит небывалый подъем – мы выстоим, мы сможем! Жаль только, что больше никогда увижусь со старыми знакомыми, которые читали меня. Лишь профессор Нижельский заглянет по старой памяти иногда, но читать, как прежде, у него не получается – слезы мешают. Слишком много воспоминаний. Оказывается, Эсфирь Моисеевна была его соседкой по дому, и он тяжело переживал потерю друга.

После войны библиотеку отремонтировали, застеклили окна, провели отопление. Правда, до сих пор тут и там можно увидеть шрамы, оставленные войной – следы от осколков на фасаде и в помещениях. Книги вернулись домой – из подвалов, хранилищ, квартир сотрудников библиотеки. Мы были словно солдаты, вернувшиеся домой после изнурительных боев. Домой…Какое хорошее слово!

*

Сегодня я живу с другими книгами, пережившими войну, на полках отдела редкой книги. Ко мне и моим соседям на книжных полках часто заглядывают посетители, рассматривая нас так внимательно, словно хотят по обложкам и раскрытым страницам прочитать о налетах, сражениях, переживаниях. И каждого посетителя мы встречали с волнением и трепетом, стараясь передать им те чувства, что переполняли нас.

А однажды пришла девушка, удивительно похожая на арфистку Милочку. И точно так же стояла, устремив взгляд куда-то вдаль, задумавшись о чем-то своем…